Там, где нас нет
Кандалакшский государственный природный заповедник расположен на 550 островах Белого и Баренцева моря и на двух материковых участках, которые не менее ценны, чем острова и акватория. Мы отправляемся к одному из них, к острову Ряшков в Кандалакшском заливе. Идем на катере, осматривая заросшие лесом острова (на некоторых расположены кордоны смотрителей), островки с одной-двумя сосенками (невозможно романтичные!), а еще — скопления каменных глыб, к которым тоже, в случае аварии можно пристать. Называют их лудами. Большинство заповедных участков — это морские архипелаги с прилегающей акваторией. Плыть мимо можно, следуя утвержденной карте, причаливать ни в коем случае нельзя.
Мерно работает мотор, пенится вода за бортом, к облакам вспархивают птицы. Скоро они покинут наши края, улетят на юг.
— Смотрите-ка, наш любопытный друг приплыл!
Ольга Вейсблюм, заместитель директора по экологическому просвещению и познавательному туризму показывает вдаль, на кольчатую нерпу, ее голова, как буй, качается на воде. О тех, кто посещает острова заповедника вплавь — отдельный разговор. Конечно, медведи — легко приплывают с материка. Начали появляться моржи, которых раньше замечали только в Баренцевом море. Фурор произвел гренландский кит — пришел в акваторию, а ему мелковато тут и тесновато, да так и удалился. А еще в воде были замечены зайцы — плыли себе безо всякой помощи деда Мазая...
Но основной рассказ Ольги Вейсблюм, конечно же, о пернатых, ради которых и был создан заповедник в 1932 году. В первую очередь, для охраны гаги обыкновенной — морской утки, издавна славящейся ценными качествами гнездового пуха. Сравнить ценность гагачьего пуха можно с соболиными шкурками, и это сравнение неслучайно: как для сохранения гаги был создан первый в мире морской заповедник в Кандалакше, так для сохранения соболя — первый наземный в России, Баргузинский.
В 1975 году Кандалакшский залив Белого моря в пределах Мурманской области включен в список водно-болотных угодий, имеющих международное значение в качестве местообитания водоплавающих птиц, и не только гаги — гоголей, тупиков, орланов и многих других.
— Мы с вами стартовали с вершины Кандалакшского залива, где и были заповеданы первые пара десятков островов, — рассказывает Ольга Вейсблюм, — а в самой Кандалакше открылась контора заповедника, с жилыми комнатами для ученых. Один из самых первых наших кордонов — остров Ряшков, есть домик-кордон и на острове Лодейный, он с тридцатых годов неплохо сохранился, там летом проживают и работают научные сотрудники. В 1938 году был создан заповедник «Семь островов», спустя год на острове Харлов тоже появился кордон.
В том же 1938 году для управления построили новый бревенчатый дом и ему же передали здание Кандалакшской церкви — в ней располагались научный и охранный отделы, сувенирный цех и мастерские. И только к 50-летию заповедника построили трехэтажное здание, где сегодня на первом этаже располагается музей природы.
К 50-м годам в заповеднике сложился сильный научный коллектив, и тогда же стало понятно, что сотрудники с объемом работ на заповедной территории не справятся, нужны помощники и с тех пор тут существует традиция на лето приглашать в заповедник студенческие и школьные юннатские группы. Работала молодежь и в Кандалакшском заливе, на Семиостровье и Айновых островах, на Гавриловском архипелаге: проводили учеты гнездовий, вели сбор пуха после того, как птицы увели из гнезд птенцов. Но основной юношеской научной базой стал именно остров Ряшков, где ранее занимались даже разведением гагачат в инкубаторах и затем в плавучих вольерах. Сейчас в составе юннатских групп на Ряшков приезжают уже внуки тех, первых юных натуралистов: из Москвы, Санкт-Петербурга, Мурманска.
Но работа в заповеднике не только научная — нужно охранять территорию, предупреждать ЧП. Например, пожары, которые способны возникнуть из-за небольшого стеклянного осколка, прибившегося к берегу. Нет страшнее беды для заповедника, чем пожар...
— А девяносто лет назад все начиналось... с лыж, и все учеты зимой проводили на них. Были и сани, лошадки, лодки — весельные деревянные и на парусах, — рассказывает Ольга Вейсблюм. — На первой машине, что появилась в распоряжении заповедника, работал наш сотрудник Досифей Жерихин, а в 50-х у заповедника появился прототип первого снегохода, аэросани, которые сам собрал инспектор Великоостровской инспекции Александр Хлопин. Это транспортное средство так и называли — хлопинский вездеход, с баком от мотоцикла, и мотором, снятым где-то на железной дороге. На нем в любое время года он передвигался по территории, по снегу, камням и речным порогам. Теперь-то у нас современные аэросани для зимних наблюдений, а также быстроходные суда — на веслах ходить больше не приходится.
К 70-м годам суда заповедника появились на участках в Беренцевом море — большие, серьезные, для выхода в открытое море подходящие. А еще после войны по репарации заповеднику было передано парусное, бывшее военное судно. Оно долго прослужило, на нем в 70-е годы возили экскурсии морские — и такое когда-то бывало в заповеднике. Оно до сих пор стоит у причала, теперь уже живописно разрушенное — своего рода достопримечательность.
Ольга Вейсблюм рассказывает нам грустные и смешные заповедные истории. В том числе и о животных, млекопитающих и пернатых, что без устали приносят ученым сердобольные граждане. А сотрудники заповедника не перестают поражаться: столько лет в стране изучают природоведение, а до сих пор основные принципы добрососедства человека и окружающей среды не усвоены. Почему?
Основная задача заповедника — сохранить определённую экосистему в её естественном состоянии, минимизируя доступ на свою территорию или акваторию. А для чего? Чтобы сохранить эдакий музейный экспонат — частицу совершенно нетронутого, — для других поколений? Или же обеспечить тут безопасность птицам, исчезновение которых повлияет на всю биологическую цепочку?
— Экология — это наука о взаимодействии внутри природы, о внутренних связях. Так и хочется сказать — связи природы и человека, но давайте не забывать, что мы тоже ее часть! — напомнил Виктор Петров, исполняющий обязанности директора Кандалакшского заповедника. — Да, у каждой особо охраняемой природной территории свои задачи, но все они необходимы не только, чтобы сохранить природу, что и нас с вами. Или хотя бы, чтобы сделать нас более крепкими.
Виктор приводит пример того, как улучшается качество жизни людей, о проживающих рядом с ООПТ. Например, в них сохраняется крупный, плотный лесной массив, который реально замедляет движение воздушных масс. Значит, реже меняется погода, люди меньше страдают от перепадов давления, снижается метеочувствительность. Если естественных экосистем на территории мало — чаще сменяются погодные условия, незначительно, но возрастает смертность. Получается, что сохраняя природу, мы сохраняем самих себя — вот и всё природоведение!
Домик смотрителя на Ряшкове глядит окошками прямо на волны, белесые в лучах заходящего солнца. Наверное, море и названо Белым из-за этого молочного оттенка воды. Сейчас отлив, обнажается литораль, на песке можно заметить морские звезды. Колышется прибрежная трава, волосянец, по границе которой всегда можно судить о линии прибоя. Рядом с домиком смотрителя — аккуратные постройки: банька, сарай. Тут же зеленеют молоденькие сосны. А сам домик пуст — смотритель, молодой мужчина, совсем недавно умер. Найти нового очень сложно — человек должен не просто переносить одиночество, он должен быть заботливым хранителем заповедных мест и суровым их охранником.
«Прекрасный остров! Была там в школьные годы на практике со студентами-зоологами из Питера. Встретила удивительных людей — студентов, Евгения Александровича Нинбурга и Виталия Витальевича Бианки, которых, к сожалению уже нет с нами. Это действительно удивительный остров. Вам очень повезло там побывать!» — пишет мне взрослый человек, ученый Кольского научного центра.
Думаю, да — это везение. И в том, что удалось ступить на заповедную землю, провести день в тишине и размышлениях. А еще в том, чтобы сердцем почувствовать, как же красива земля, которую никто не терзает, какими красивыми становимся на ней мы сами.
