Важно, чтобы ребёнок чувствовал: «Я делаю это для себя». Разговор о фестивале «Детские дни в Петербурге».
Межмузейный фестиваль «Детские дни в Петербурге» проводится ежегодно с 2005 года в период осенних каникул. В разговоре приняли участие исполнительный директор фестиваля Юлия Мацкевич, директор по развитию Юлия Поцелуева и директор по коммуникациям Ирина Кельнер.
Беседовала Анна Королева. Материал был написан и опубликован в блоге «Идеи для музеев».
Юлия Поцелуева Ирина Кельнер Юлия Мацкевич
Основная программа фестиваля — игра-путешествие по музеям города «12345 — Я ИДУ ИСКАТЬ!», в ходе которой дети работают с маршрутными листами, выполняя задания. Маршруты сгруппированы по трем возрастным категориям: 5-8 лет, 9-12 лет и 13-15 лет. Параллельная программа — это различные события, организуемые музеями и учреждениями культуры. Обе программы формируются на конкурсной основе. Для подростков фестиваль создает отдельную программу, с самостоятельным брендом и продвижением в соцсетях.
Фестиваль также является площадкой для общения и профессионального развития музейных специалистов. Команда проводит семинары и занятия, вовлекая коллег в профессиональный диалог и позволяя им усовершенствовать и доработать маршруты и программы в среде единомышленников. В рамках фестиваля четыре раза проводился Всероссийский профессиональный форум. Следующий форум пройдет в 2021 году.
Как фестиваль меняет музеи города?
Среди участников фестиваля есть музеи, далекие от детской тематики. Как они пришли к вам?
Юлия Мацкевич: Иногда сотрудникам просто хочется видеть в своем музее людей (улыбается). Любопытство ребенка — это одна из основных причин, чтобы выбраться в музей всей семьей. Кроме того, фестиваль — это новые темы и форматы, которые помогают музейщику сделать множество открытий — и о потенциале своего музея, и о собственных возможностях.
Юлия Поцелуева: И еще фестиваль дает право на эксперимент. Отдельные энтузиасты в музее могут попробовать в рамках фестиваля те вещи, которые им сложно делать в штатном режиме. Они делают музеи живыми.
ЮМ: Предсказуемый и понятный алгоритм работы фестиваля создает для музеев экспериментальную площадку для развития. С одной стороны, музейные специалисты могут реализовать свои творческие профессиональные амбиции, а с другой — руководство музея-участника отчетливо видит: благодаря идеям и усилиям сотрудников в дни осенних каникул музей гарантированно получает существенный приток семейной аудитории, часть которой возвращается в музей снова и снова.
В итоге польза фестиваля оказывается очевидна не только авторам программ, но и администрации музеев. Все это становится источником институциональных изменений. Что именно вы имеете в виду под институциональными изменениями?
ЮМ: Появляются новые штатные единицы для ведения культурно-образовательной деятельности в музее, новые музейно-педагогические подразделения и даже детские центры. Во многих музеях отчетливо проявляется самостоятельная линия работы с детско-родительской аудиторией, подростками. И это не только образовательные и досуговые программы, но и содержание и форма экспозиционно-выставочной деятельности, общая тональность коммуникации музея и т.п. В конечном счете через постоянный тренинг и совершенствование в работе с детьми и семьями музей начинает жить в системе понимания запросов не только различных категорий посетителей, но и вообще внешнего мира.
ЮП: Выигрывают не только музейные педагоги. Персонал музея — гардеробщики, кассиры, смотрители — привыкают к детям и в целом становятся более дружелюбными по отношению к семьям. Музеи получают обратную связь от детей и родителей во время фестиваля и могут оперативно дорабатывать программу, а также подборку отзывов по итогам фестиваля, на основе которой могут корректировать все аспекты работы с посетителями.
Научившись работать с детьми, некоторые музеи начинают обращаться к новой для них аудитории — подросткам. Для этого в рамках фестиваля мы придумали и в течение двух лет успешно проводили программу «Что я тут забыл?» и "Музейные гостиные 13+". «Музейные гостиные» — это отдельные пространства с бесплатным входом, где ребята встречаются с приглашенными спикерами или со своими ровесниками, просто общаются и проводят время.
Как вам удалось убедить музеи открыть свои двери для подростков?
ЮП: Это было непросто. Мы привлекли к этой задаче подросткового психолога Анастасию Жукову, провели фокус-группу и выявили опасения музейщиков. А потом посадили напротив них подростков. Это удивительно.
Сидят молодые люди, и им говорят: «А вот в музеях опасаются, что вы придете и побьете тут все витрины» — и надо видеть лица этих ребят… эти поднятые в недоумении брови: «серьезно? вы шутите? зачем?»
Когда общаешься лицом к лицу, страхов становится меньше. Ведь подростки попадают в наши гостиные не «по разнарядке», не силком — они приходят сюда сами, и если попадают в пространство доверия, где их заранее не подозревают в чем-то плохом, — то бережно относятся и к этому пространству, и друг к другу.
В каждой гостиной работает хозяйка — интересный для подростков молодой взрослый, который встречает гостей и проводит с ними время. Довольно неожиданное сравнение для детского фестиваля — но мы ориентировали наших хозяек, что они должны вести себя, как хороший бармен: не лезть в душу, но всегда быть готовыми поддержать разговор.
По каким критериям фестиваль отбирает музейные проекты?
Вы сказали о том, что приход подростка в гостиные — это его личный выбор. Насколько это для вас важно?
ЮМ: Это ключевой момент в идеологии фестиваля.
Главные вопросы, которые мы задаем при оценке маршрута или программы: что мы хотим сказать ребенку и какой опыт он приобретет в результате? Нам важно, чтобы он проходил маршрут не для мамы, не для учителя, не для портфолио, а для себя.
Ирина Кельнер: Именно поэтому мы не приветствуем соревновательные механизмы — когда музеи сравнивают детей, кого-то награждают, дарят призы, стимулируют сделать быстрее, лучше, больше.
Жизнь ребенка и так переполнена оценками. И музей может дать детям очень ценный опыт, если станет для них пространством, свободным от оценок. Где не стыдно не знать, где задания выполняешь не потому, что надо, а потому что интересно.
ЮП: Нужно понимать, что в одном и том же возрасте уровень знаний у детей бывает очень разным, что у ребенка может просто не быть того контекста, в который вы пытаетесь вписать маршрут или программу.
Нужно опираться на знания, которые ребенок получит здесь и сейчас — чтобы он не чувствовал себя ущербным, если чего-то не знает. Ребенок имеет право не знать, будь то в 5 лет или в 13. Но он имеет право узнавать, открывать и пробовать.
Как вам удается транслировать эти ценности — свободу выбора, акцент на процесс, а не результат — через фестивальные маршруты и программы?
ЮМ: За счет конкурсных процедур и поиска единомышленников в музеях.
Только первый год мы включали в фестиваль всех, кто подал заявку. Все последующие годы мы, во-первых, привлекаем экспертное жюри для оценки заявок, а во-вторых, приглашаем авторов на семинары, где они дорабатывают маршрутные листы и программы вместе с коллегами-участниками из других музеев. В диалоге проще довести идею до реализации и избежать типовых ошибок, недочетов.
Какие недочеты чаще всего встречаются при разработке маршрутов для детей?
ИК: Мы уже сказали про различия на ценностном уровне, это самый принципиальный момент, о котором мы стараемся договориться «на берегу». Также бывают недочеты методические и организационные.
Маршрут — это не привычная экскурсия, а путешествие, в котором ребенок активно взаимодействует с пространством, предметами, фактами. На этом строится формат основной программы.
ЮМ: Методически важно четко ориентировать маршрут на конкретную возрастную группу. Дети 5-6 лет еще не умеют писать, а в 7-8 пишут медленно — значит, какие задания больше подойдут на этот возраст? Не «запиши» — а «нарисуй», «найди». Объем текста в маршруте тоже разный, в зависимости от возраста.
Дошкольникам и младшим школьникам нужна двигательная разрядка, игровой сценарий — например, в этом году в Аничковом дворце дети исследовали интерьер, играя в «земельки» — измеряли зал шагами великана, лилипута, Дюймовочки. И с каким азартом!
ЮП: А вот с подростками все иначе — не надо заигрывать и важно найти созвучие между темой маршрута и тем, что происходит в их жизни: например, в Музее Фаберже была придумана история про аксессуары начала прошлого века, которые многое говорили о статусе своего хозяина. Эти вещицы были включены в те или иные социальные взаимодействия — прямо как нынешние гаджеты.
ИК: Бывает, что, стараясь адаптировать материал под конкретный возраст, авторы достаточно вольно обращаются с информацией: например, персонаж из одной эпохи упоминается в контексте событий более раннего времени, или используется недостоверная этимология, или факту дается некорректное объяснение. Это такой соблазн, пожертвовать достоверностью ради того, чтобы было понятно и увлекательно, Но ведь музей должен быть источником, заслуживающим доверия, местом, где человек любого возраста получает экспертную информацию. Поэтому мы стараемся такие «вольности» не пропускать, и находить способы рассказывать обо всем честно и понятно. Надо сказать, когда начинаешь уточнять в таких случаях детали, обычно открывается масса дополнительных интереснейших сюжетов.
ЮП: Маршруты рассчитаны на индивидуальное посещение — ребенок приходит в музей с кем-то из взрослых или с другом, и сам исследует экспозицию с помощью игрового путеводителя. Казалось бы, это самый открытый формат, но его самого по себе недостаточно, Например, для инклюзивных и социальных проектов требуется совсем другой уровень организационной подготовки. Допустим, по маршруту пойдут воспитанники детских домов — важно разбить большой коллектив на маленькие группы по 3-4 человека и за каждым закрепить волонтера — иначе не получится воспроизвести формат «семейного» посещения, все будет формально, ребят будут торопить и дергать.
Один раз мы пригласили на маршруты основной программы детей на инвалидных колясках, организовав для них поездки в музеи совместно с компанией “Таксовичков”. И оказалось, что даже в тех музеях, где стоит значок доступной среды, не всегда работают подъемники или надо заранее написать письмо в администрацию музея. В итоге мы подключили курсантов-нахимовцев, которые на руках поднимали детей по лестницам.
Здесь впереди еще очень много работы.
Почему формат фестиваля оказался жизнеспособным?
Как удалось объединить такие разные музеи под эгидой фестиваля?
ЮМ: Не только музеи, кстати. Изначально были правильно заданы цели фестиваля — он не для музеев, а для горожан — чтобы в музеи пришли семьи. Поэтому, несмотря на то, что «Детские дни» финансируются из городского бюджета, мы не ограничены в выборе партнеров.
Мы работаем не только с музеями городского подчинения, но и с федеральными, ведомственными, частными, работаем с библиотеками, театрами, концертными площадками, вузами.
ЮП: По опыту наших коллег из других городов мы видим, что на жизнеспособность фестиваля влияет возможность использовать несколько источников финансирования. Например, в Таллине это и городской, и общенациональный бюджет, различные субсидии и гранты. Если есть возможность заручиться поддержкой крупного бизнеса, частных благотворительных фондов — это всегда очень хорошо.
ЮМ: Наш фестиваль смог состояться и развиться потому, что в Петербурге уже на тот момент, в начале двухтысячных, было не только многочисленное, но и довольно сплоченное музейное сообщество: проходили регулярные встречи директоров музеев, совместные праздники членов Творческого союза музейных работников Санкт-Петербурга и Ленинградской области. За эти годы сообщество проявило себя не только в неформальном общении, но и в профессиональном сетевом взаимодействии.
Те форматы музейных проектов, которые предлагает фестиваль, та планомерная работа, которую мы ведем в течение года — это постоянный фактор влияния на достаточно большой круг музеев города, фактор, который способствует внедрению инноваций.
ИК: Особую роль фестиваль играет в работе небольших музеев — тех, которые не так широко известны в городе. «Детские дни» открыли десятки новых адресов, имен, тем. Мы раздвигаем привычный «открыточный» набор достопримечательностей, а большие музеи показываем с новой, неожиданной стороны. В начале года мы проводили опрос среди подписчиков фестивальной группы ВКонтакте, за что они ценят «Детские дни». Возможность побывать в музеях, о которых раньше не знали, или в которые не приходило в голову пойти с ребенком, оказалась на одном из первых мест.
По сути получается, что фестиваль — это городской бренд с ежегодной PR-кампанией, который помогает музеям продвигать свои детские проекты?
ЮМ: Да, мы помогаем музеям и другим учреждениям культуры разработать качественный детский проект — а взамен обеспечиваем массовый приток детей и родителей.
Почему музеям так легко включиться в работу фестиваля? Потому что кроме своих человеческих ресурсов и уже созданной экспозиции, они ничем дополнительным — в основную программу, например, — не вкладываются. Вы получаете хороший старт и потрясающую мотивацию, с возможностью обмена опытом и правом на ошибку.
Где искать вдохновение и стимулы для развития?
прошел уже в 14-й раз. Что помогает вам становиться лучше и двигаться вперед?
ЮМ: С самого начала мы закладывали в концепцию фестиваля разнообразие форм обратной связи. Для нас очень важно создавать ситуацию, в которой все участники — музейные работники, дети, родители, бабушки и дедушки — могут влиять на его развитие за счет своих отзывов и оценок.
Это не только розы, но и шипы. Но я считаю так: если нас не только хвалят — значит мы построили с аудиторией и коллегами равноправные, доверительные отношения.
Мы проектируем каналы обратной связи в соответствии с тем, где находится наша аудитория. Сначала это был сайт, потом в большей степени акцент перешел на социальные сети. У фестиваля есть Детский экспертный совет, участником которого может стать любой ребенок: достаточно нажать на сайте кнопку «Стать экспертом» и заполнить бланк экспертного отзыва.
Каждый год есть новые эксперты, а есть те, кто вошел во вкус и сотрудничает с нами по нескольку лет, — ребята уже становятся настоящими профи, подмечают нюансы, предлагают свои решения.
Но ведь не только дети и родители могут подсказать, в каком направлении нужно развиваться?
ЮП: Обратная связь от посетителей помогает понять проблемные зоны, выявить тенденции. А дальше важно ставить перед командой и музеями новые профессиональные задачи, изучать российский и мировой опыт. За эти 14 лет то, что было ноу-хау, стало банальностью, значит мы должны находить следующие зоны опережающего развития.
Другая важная история — это объединение усилий разных музейных профессий для создания дружественной детской инфраструктуры — ведь у нас нет формальных рамок, мы открыты для взаимодействия со всеми — от хранителей до пиарщиков.
Хорошо, когда в музее возникает «детский слой» — детские музейные этикетки на понятном языке, скамейки для отдыха, детские пространства. Наши усилия во многом созвучны тому, что зафиксировано в международном манифесте Kids Friendly.
ИК: Важно, что мы не противопоставляем себя музеям, а, наоборот, включаем музейное сообщество в процесс принятия решений — причем чем дальше, тем больше. И стараемся выявлять лучшие практики, делать их достоянием сообщества. Например, спрашиваем, какие каналы привлечения волонтеров оказались для музея наиболее успешными, суммируем полученные данные и результаты сообщаем коллегам. Вместе можно быстрее двигаться вперед.
Как складывалась команда «Детских дней»?
ЮМ: Залог успеха фестиваля — то, что команда объединяет людей с очень разным бэкграундом и умениями. Достаточно вспомнить, что сама идея фестиваля родилась не строго внутри музейной среды. Ее авторы вложили в нее не только свой музейный, в том числе управленческий и проектный опыт (Василий Панкратов), но и компетенции историка, искусствоведа и журналиста (Дарья Агапова), а главное – свои родительские надежды, поскольку в их семьях подрастали дети.
И дальше команда прирастала за счет людей, близких к музею, но не узко-музейных специалистов. Например, Юлия Поцелуева занимается социокультурным менеджментом и театром, а познакомилась с фестивалем 10 лет назад как волонтер, будучи студенткой. Ирина Кельнер — редактор и журналист. Я сама долгое время занималась музейной педагогикой, а потом ушла в проектирование. И, конечно, у нас есть свои дети, племянники, младшие братья и сестры. Команда фестиваля, конечно же, шире, чем я обозначила: в проекте на постоянной основе работают еще несколько специалистов из сферы культуры, которые занимаются экономикой фестиваля, его продвижением и т.п. Не стоит забывать и про наших волонтеров — это постоянный приток свежих сил, взгляд на музейные пространства и программы под новым неожиданным углом зрения.
Екатерина Бандурка, многолетний волонтер Фестиваля и музейный сотрудник: «Я пришла на фестиваль в качестве волонтера 12 лет назад. Он дал мне, первокурснице с кафедры музейной педагогики РГПУ им. А.И. Герцена, не только практику, но и трамплин в профессии. На фестивале можно было поработать с детьми, стать посредником между маленьким посетителем и музейным предметом, понять – нравится ли тебе в музее. И при этом ты выходишь на какой-то другой уровень: оказываешься в служебных коридорах Эрмитажа, встречаешься с М.Б. Пиотровским, приобретаешь много новых знакомств – входишь с музейную сферу. Сегодня я работаю старшим научным сотрудником музея «Разночинный Петербург» и продолжаю заниматься музейной педагогикой: провожу занятия и мастер-классы, разрабатываю фестивальные маршруты. А в «Детских днях» по-прежнему участвую в качестве волонтера – но теперь уже как один из организаторов волонтерского сектора.
Comments