Мария Михновец,
научный сотрудник Музея Достоевского
Как проникнуть в сферу личного, свободного чтения подростка? Как рассказать биографию писателя через мистификацию и действие? Мария Михновец, научный сотрудник, автор выставочных проектов и куратор детских программ Музея Достоевского рассказывает на примере мастер-класса «Ужас, что снимают!» на выставке «„Вот чрезвычайно странный писатель…“: Достоевский и Эдгар По».
На протяжении последних трех лет Музей Достоевского создает выставки, целью которых является развитие чтения у подрастающего поколения. Дважды проекты были адресованы детям 7-12 лет («Вот какой рассеянный!» и «Заходи к Заходеру»), целью проекта этого года стала работа с подростками 13-15 лет.
Специфика литературного музея заключается в его принципиальной двунаправленности. С одной стороны, он обращается к объектам материального наследия, с другой стороны, неразрывно связан с литературой, то есть культурой нематериальной. Это пограничное положение является одновременно и источником трудностей, и потенциалом для разнообразных экспозиционных решений. Хайке Гфрерайс, руководитель Музея современной литературы Немецкого литературного архива города Марбаха (Германия) во время круглого стола на Петербургском международном культурном форуме в 2019 году поделилась наблюдением: по ее мнению, «литературные выставки всё больше напоминают лаборатории для получения альтернативного литературного опыта, не привязанного к чтению книги».
Разрабатывая концепцию выставки в Музее Достоевского, вместе с художником Анной Евменовой мы хотели обязательно ввести работу с литературным произведением в выставочное пространство, совместить материальное и нематериальное и дать подростку опыт погружения в пространство, существующее в логике художественного мира интересующего нас писателя.
Главным героем выставки стал классик американского романтизма Эдгар Аллан По. К его творчеству мы обратились из-за юбилейной даты – в 2019 году исполнилось 210 лет со дня его рождения. Но более важным для нас было то, что детективы и страшные рассказы, мастером которых является По, с нашей точки зрения, способны вызывать интерес у подростков. Произведения этих жанров не входят в школьную программу, и поэтому воспринимаются читателями, особенно молодыми, как «низкие», о которых не принято серьезно говорить в пределах школы или музея. И это дает им возможность быть сферой нерегламентированного личного чтения, пространством выражения собственной читательской свободы, где рамки читательского поведения не ограничены априори заданными установками восприятия. Кроме того, произведения Эдгара По и сегодня остаются увлекательными благодаря небольшому объему, динамичному сюжету с неожиданными поворотами развития событий и шокирующими описаниями «запредельного», мистического. Также для нас был важен фактор общей узнаваемости, «меметичности» автора в современной подростковой культуре.
Например, русская готика А. А. Бестужева-Марлинского не менее любопытна, однако в подростковой субкультуре вы едва ли найдете хотя бы одно упоминание этого автора. Эдгар По и его персонажи становятся предметом изображения молодых интернет-художников, в книжных и сувенирных магазинах продаются значки с Эдгаром По, есть стикеры ВКонтакте и т. д. Нельзя сказать, что По находится в «топе» авторов, но так или иначе его имя не выпадает из поля зрения современных подростков.
Всегда перед создателями выставки встает вопрос: а какова же ее цель? И главный ответ на этот вопрос был продиктован опытом работы в литературном музее – чтение. Конечно же, каждый сотрудник литературного музея мечтает о работе с посетителями, которым уже известна биография автора и его творчество. Однако так бывает далеко не всегда – экскурсовод зачастую должен познакомить и с жизнью писателя, и с историей публикаций его произведений, и с их содержанием, и с особенностями их поэтики. И в основе этой работы лежит именно чтение, например декламация стихов. Но как быть, если произведений много и они слишком объемные для того, чтобы прочитать целиком в рамках одного занятия?
На выставке «Вот какой рассеянный», посвященной одноименному произведению С. Я. Маршака, в начале занятия мы вместе с детьми читали стихотворение от начала до конца. При создании выставки «Заходи к Заходеру» мы исходили из того, что его пересказ сказки А. А. Милна «Винни-Пух и все-все-все» знаком всем детям, и читали только избранные отрывки: стихи, примеры языковых игр. А как работать с рассказами По, если хочется избежать ситуации, в которой экскурсовод пересказывает содержание? Как предоставить слово самому автору?
Решить этот вопрос позволила сама поэтика рассказов По, а также история его публикаций в России.
Дело в том, что первым популяризатором творчества По в России был Ф. М. Достоевский. В 1861 году, в первом номере журнала «Время», который писатель издавал вместе со своим братом, Достоевский опубликовал три рассказа По, предварив их собственной статьей, посвященной творчеству американского новеллиста. И этот факт позволил задать вопрос о том, оказало ли влияние творчество По на Достоевского, ведь и «Записки из подполья», и «Преступление и наказание» с кровавой сценой убийства были созданы отечественным автором спустя всего несколько лет. Разумеется, ответ на этот вопрос уже дан в литературоведении, но нам было важно, чтобы подростки сами прочитали близкие по смыслу или содержанию отрывки из произведений По и Достоевского и решили сами для себя, есть ли в них сходство.
Остановимся подробнее на том, как это проходило. Цитаты из произведений двух авторов были размещены на стенах выставочного зала и сгруппированы по темам, которые визуально были отделены друг от друга графическими иллюстрациями. Название каждого тематического блока было обозначено и выделялось шрифтом на фоне остальных цитат: «Ты и есть убивец!», «Бес противоречия», «двойник двуединство двуличность», «Фантастический & реализм». В центре блока был текст, пояснявший основание для сравнения произведений двух авторов.
Занятие с подростками начиналось с краткого рассказа экскурсовода о биографии Эдгара По, а затем об истории его публикации в России. Ведущий сообщал подросткам, что Достоевский читал некоторые произведения По, потом речь шла о публикации в журнале «Время». Затем ребятам предлагалось вслух прочитать несколько цитат из одного тематического блока и самостоятельно ответить на вопрос: с их точки зрения, повлиял ли американский автор на русского классика, можно ли говорить о заимствовании, или, возможно, плагиате, или о творческом диалоге?
Приведем примеры цитат из тематического блока «Бес противоречия»:
Кому не случалось сотню раз совершить дурной или бессмысленный поступок безо всякой на то причины, лишь потому, что этого нельзя делать? И разве не испытываем мы, вопреки здравому смыслу, постоянного искушения нарушить Закон лишь потому, что это запрещено? (Эдгар По «Черный кот»).
Скажите мне вот что: отчего так бывало, что, как нарочно в те самые минуты, в которые я наиболее способен был сознавать все тонкости «всего прекрасного и высокого» мне случалось уже не сознавать, а делать такие неприглядные деянья, такие, которые как нарочно, приходились у меня именно тогда, когда я наиболее сознавал, что их совсем бы не надо делать? (Ф. Достоевский «Записки из подполья»).
Эта непостижимая склонность души к самоистязанию – к насилию над собственным своим естеством, склонность творить зло ради зла – и побудила меня довести до конца мучительство над бессловесной тварью (Эдгар По «Черный кот»).
И почему вы так твердо, так торжественно уверены, что только одно нормальное и положительное, – одним словом, только одно благоденствие человеку выгодно? Ведь, может быть, человек любит не одно благоденствие? Может быть, он ровно настолько же любит страдание? А человек иногда ужасно любит страдание, до страсти, и это факт (Ф. Достоевский «Записки из подполья»).
Таким образом подростки составляли представление об особенностях проблематики творчества По, об основных характеристиках его героев, а также проводили первичный компаративистский анализ. Как правило, подростки выделяли сходство отрывков, соглашались с тем, что в произведениях Достоевского заметно влияние По. И что более важно, само содержание позволяло выйти подросткам на общее обсуждение этических проблем, к которым обращаются писатели. Ведущий программы задавал вопросы, нацеленные на интериоризацию литературного опыта, исследование своей собственной личности.
Так прошло знакомство с этической стороной художественного мира Эдгара По. В следующей части занятия подростки разбирались с эстетикой его новелл и читали отрывки из них именно под этим углом. Особенность поэтики страшных рассказов По заключается в достаточно устойчивой внутренней структуре. В них практически всегда присутствует незаурядный, мрачный пейзаж или же интерьер; само действие сопровождается звуками, подчеркивающими страшную атмосферу; при характеристике героя автор подчеркивает психопатические черты его личности, активно использует метафоры для большей выразительности в описании ужасов происходящего. Эта устойчивость структуры, повторяемость похожих элементов текста позволила сделать карточки для литературной игры, где четырем типам цитат из разных рассказов По соответствовали четыре «масти» («интерьер», «герой», «звуки», «метафоры»). Участникам игры нужно было вытащить несколько карточек, последовательно из каждой «масти», прочитать их вслух, оставить себе наиболее понравившиеся и на их основе составить собственный рассказ в стилистике Эдгара По. Подобная картотека цитат давала возможность, во-первых, не загромождать и так насыщенное текстами пространство выставки, во-вторых, познакомить посетителей с большим количеством произведений, в-третьих, акцентировать внимание на ключевых структурных элементах рассказов По. На основе отрывков подросткам нужно было создать собственное произведение.
Фото: Анатолий Сбитнев
Приведем несколько примеров карточек с описанием пейзажа и интерьера:
Суровое, наводящее тоску величественное здание, почти полное запустение усадьбы, многие грустные и прославленные в веках воспоминания, с нею связанные, весьма гармонировали с чувством крайней потерянности, загнавшим меня в тот отдаленный и неприветливый край (Эдгар По «Лигейя»).
Весь этот нескончаемый пасмурный день, в глухой осенней тишине, под низко нависшим хмурым небом, я одиноко ехал верхом по безотрадным, неприветливым местам – и наконец, когда уже смеркалось, передо мною предстал сумрачный дом Ашеров (Эдгар По «Падение дома Ашеров»).
Резные потолки, темные гобелены по стенам, черный, чуть поблескивающий паркет, причудливые трофеи – оружие и латы, что звоном отзывались моим шагам, – всё вокруг было знакомо, нечто подобное с колыбели окружало и меня, и, однако, бог весть почему, за этими простыми, привычными предметами мне мерещилось что-то странное и непривычное (Эдгар По «Падение дома Ашеров»).
Фото: Анатолий Сбитнев
Вероятно, уже из описанных выше способов представления текстов и методов работы с ними ясно, что знакомство с новой информацией не было самоцелью ни выставочного проекта, ни литературного мастер-класса. Для нас было важно создать выставку, которая, безусловно, посвящена личности Эдгара По и знакомит с его произведениями. Но одновременно с этим принципиально значимым для нас было сделать так, чтобы пространство выставки было не просто «рассказывающим», а «действующим».
Разумеется, особое внимание при создании выставки было уделено ее художественному оформлению: оно должно было соответствовать эстетике рассказов По. Вся стилистика была выдержана в черно-белых тонах. На несколько частей выставочный зал разделяли колышущиеся занавеси из легкой ткани с напечатанными на них графическими иллюстрациями Генри Кларка. Изначально я и Аня пришли к этому решению, чтобы сэкономить: печать на ткани в разы дешевле печати на пластике. Но потом стало понятно, насколько этот вариант выигрывает с точки зрения создания атмосферы. Мы пригласили профессионального специалиста по свету: где-то использовали приглушенное освещение, где-то – синие софиты, а в зоне литературной игры пространство было максимально затемнено.
Фото: Анатолий Сбитнев
Во время занятия мы читали карточки с цитатами, подсвечивая их фонариками смартфонов. Благодаря этому и получалась более доверительная, камерная обстановка, и воссоздавалась ситуация, знакомая многим с детства: все садятся в круг (в нашем случае – за стол) и рассказывают почти в полной темноте страшные истории. Для усиления эффекта я со своего собственного смартфона включала саундтрек «Bridge Of Death» к сериалу «Чернобыль», нойзовое звучание которого также настраивало на определенную манеру чтения.
Фото: Анатолий Сбитнев
Подростки за пять минут должны были придумать собственную страшную историю, так или иначе связанную с прочитанными только что отрывками, и потом, делая акцент на звуках, сопровождающих действие, рассказать ее вслух. Неожиданно для всех во время рассказа я доставала специальные объекты, способные имитировать звуки. В киноозвучке они называются «фоли»: большой лист пластика гремел, как гром; зонт быстро открывался и закрывался со звуком пролетающей мимо птицы; мелко нарезанная бумага шуршала; размотанная лента аудиокассеты становилась то дождем, то шелестом листьев; специальный механизм скрипел, подобно половицам пола или петлям двери и т. д. Это позволяло лучше представить словесный образ, на погружение в текст работал не только визуальный канал восприятия, но и слуховой. В результате подростки прорабатывали несколько способов создания страшной атмосферы: словесный (работа с метафорами непосредственно в цитатах на карточках), зрительный (всё художественное оформление выставки) и звуковой (фоновое аудиосопровождение и воссоздание описанных в текстах звуков). Таким образом мы приходили к выводу о том, как именно нас пугает Эдгар По, какова «механика» его страшных рассказов.
Фото: Дмитрий Бушуев
Когда мы с Аней только приступали к разработке концепции выставки, нам хотелось поговорить с подростками о страхах: почему людям хочется читать страшные рассказы, почему иногда нравится пугаться, что нас пугает в принципе. Но мы поняли, что это задача, с которой должны работать не музейные педагоги, а профессиональные психологи. Тем не менее мы – факультативно (!), не в патетическом, высоком тоне, а в ситуации, похожей на чтение страшилок детьми на чердаке, – задавали подросткам вопрос о том, что их пугает, чего они боятся. Нам показалось, что это допустимая возможность персонализации разговора о страшных рассказах. Повторю: этот вопрос задавался в самом конце занятия и был факультативным. Ненавязчиво подросткам предлагалось на листах бумаги или нарисовать то, что их пугает, или написать «свой страх» и оставить его в пространстве выставки, подвесив на специальные проволочные конструкции под потолком в зоне мастер-класса. Предложив подумать над своими страхами, ведущий занятия прощался с ребятами и уходил, предоставив им таким образом возможность или покинуть выставку тоже, или же остаться.
Фото: Анатолий Сбитнев
Результаты этого задания оказались совершенно неожиданными: ребята очень активно на него откликнулись, причем – достаточно предсказуемо – чаще всего подростки писали о страхах, связанных со школой и экзаменами. ЕГЭ, ОГЭ и логарифмические уравнения чередовались со страхом несчастной любви, смерти, непонимания близких, а также страхом темноты, насекомых и даже ипотеки. Подростки активно вступали в своеобразный «отложенный диалог» друг с другом: часто оставленная кем-то запись о страхе вызывала ответную реакцию кого-то из последующих групп. Например, так появилась целая серия рисунков со смартфонами, на которых были изображены многочисленные пропущенные звонки от абонента «Мама».
Фото: Анатолий Сбитнев
Недавно в блоге известного детского психолога Катерины Мурашовой на «Снобе» несколько постов были посвящены страхам современных детей и подростков. И опыт работы нашей выставки вписывается в то, что отмечает она, основываясь на своих собственных наблюдениях.
Безусловно, грамотное художественное оформление выставки позволяло лучше понять особенности художественного мира новелл Эдгара По. Но для нас было гораздо важнее, чтобы всё пространство выставки работало на формирование собственного литературного опыта, о котором говорила Хайке Гфрерайс, способствовало развитию у подростков так называемых soft skills и давало повод для самопознания. Не случайно подзаголовки выставки были обозначены как «выставка-исследование», «истории жизни Эдгара По», «мистификации», «собственных страхов», «влияний и сближений». Поясню, что имеется в виду.
Фото: Дмитрий Бушуев
Знакомясь с отрывками произведений По и Достоевского, подростки не просто читали их, а совершали простейший литературоведческий анализ, по сути дела проводили первый этап настоящего компаративистского исследования. Во время работы с цитатами на карточках они не только видели результат проведенного ранее структуралистского исследования, но, благодаря поданным в таком концентрированном виде ключевым элементам рассказов По, получали творческий импульс для создания собственных страшных произведений.
Принцип «не рассказывать, а действовать» лег и в основу того, как было построено знакомство с биографией Эдгара По и мистификациями, связанными с его жизнью. Когда Эдгар По был уже известным поэтом, Руфус Гризвольд, издатель поэтической антологии современной американской поэзии, попросил его написать автобиографию, которая бы предваряла стихотворения. В автобиографии По описал свою жизнь, однако во многих местах пошел против фактологической достоверности. В том числе он упомянул путешествие в Петербург, которое якобы совершил после окончания первого курса университета, хотя на самом деле два года служил в армии (подробнее об этой мистификации можно прочитать на сайте медиапроекта «Большой музей».
Мистификация имела успех, ее подхватил Шарль Бодлер в работе, посвященной Эдгару По, позднее история о петербургских злоключениях По даже вошла в статью «Энциклопедического словаря» Брокгауза и Ефрона. Еще только раздумывая над концепцией выставки, мы с Аней хотели обязательно включить в нее рассказ о «петербургском» эпизоде По, однако просто рассказать о нем посетителям нам казалось недостаточным. И сейчас пришло время поблагодарить лабораторию «Музей + театр», участником которой является Аня: после одного из занятий лаборатории Аня предложила работать с псевдообъектами и не рассказывать о мистификации, а погрузить посетителей в нее. Мы решили, что во время мастер-класса я буду рассказывать о жизни Эдгара По, опираясь и на достоверные факты, и на текст его автобиографии. При этом подросткам обязательно приходилось самим читать вслух отрывки из представленных на выставке экспонатов: «Энциклопедического словаря» Брокгауза и Ефрона, автобиографической заметки По, – а также из подготовленных нами информационных стендов, посвященных биографии Эдгара По, и таймлайнов. Для чтения выбраны были те фрагменты, содержание которых противоречит друг другу. Я начинала рассказ о путешествии в Россию с высказывания Достоевского: «Петербург – самый фантастический город земного шара», а после показывала будто бы подлинные вещи: портрет реального человека, исторической личности – американского консула Генри Миддлтона, который якобы помог вернуться По в Соединенные Штаты, тот самый псевдообъект – якобы подлинный саквояж Эдгара По, с которым он оказался в нашем городе. Замечу, что я всегда была предельно корректна в подаче информации, постоянно ссылалась на источники сведений: «по словам Эдгара По», «как пишет Бодлер», «у Брокгауза и Ефрона читаем».
После мы говорили об Эдгаре По как создателе и популяризаторе жанра детективного рассказа. Вместе с подростками мы разбирались в структуре детективного жанра, говорили о значении улик с точки зрения развития сюжета, о роли логического мышления сыщика. Таким образом я давала еще один ключ к последующему разгадыванию мистификации о поездке в Россию. Далее шла часть занятия, на которой мы сравнивали произведения Достоевского и По, и после разговора об особенностях фантастики у обоих писателей я озвучивала одну из цитат, расположенных на стене: «Фантастическое должно настолько соприкасаться с реальным, что вы должны поверить ему», – выдерживала драматическую паузу и задавала вопрос: «И вы мне всё это время верили, да?» Подростки оказывались сбитыми с толку: в общем-то уже привычное для них занятие в жанре интерактивной экскурсии оборачивалось совсем другим жанром; всё, что только что рассказывалось, представало в ином свете. Я объявляла, что в этом помещении мною было совершено преступление против истины, и теперь подросткам нужно стать детективами и, имея перед собой все улики, раскрыть мое преступление. Ребята отправлялись перечитывать фрагменты текстов, внимательно рассматривать экспонаты, о которых только что шла речь. Так или иначе они всегда справлялись с задачей, иногда с моими подсказками, иногда и без них.
Чтобы красиво закрыть историю с мистификацией, мы работали со вторым псевдообъектом: положенным в витрину без стекла вторым саквояжем, к которому была прикреплена современная багажная бирка с именем Эдгара По, шифром аэропорта Пулково LED. Как правило, обращалась я к нему тогда, когда подростки уже сообщали о своем открытии: в Петербурге Эдгар По никогда не был. Я задавала вопрос: как же не был, ведь столько «подлинных свидетельств» было, материальных объектов. Кстати, говорила я, вот тут еще один «подлинный» объект – саквояж По, с которым он прилетел в 1828 году в Пулково из Америки, всё настоящее, даже багажная бирка с его именем сохранилась. На это мое утверждение даже самые недогадливые посетители нерешительно говорили: «Вы нас обманываете, он не может быть подлинным, тогда же не было самолетов…» Я тут же признавалась в этом, однако уточняла: не обманывала, а показывала, что не всему нужно верить, сколь бы авторитетным ни казался источник информации или же человек.
Фото: Анатолий Сбитнев
Второй псевдообъект позволял в гиперболизированном виде показать, что объект, будто бы обладающий всеми признаками подлинности, на самом деле может оказаться подделкой, говоря на языке подростков – фейком, к восприятию которого нужно подходить критически.
Для нас было важно, во-первых, погрузить подростков в мистификацию, во-вторых, интериоризовать знание о том, что такое детектив, опять-таки дать возможность войти в детективную ситуацию. И, в-третьих, развить критическое мышление в принципе.
Мне кажется, нам удалось построить выставочное пространство так, чтобы оно не только «работало» на погружение в атмосферу произведений Эдгара По внешним образом, за счет художественного оформления, но позволяло бы пропустить через себя логику, лежащую в основе художественного мира американского писателя, оказаться на месте и его самого, и его героев. При этом подростку было дано основание для того, чтобы оказаться «внутри» текста, и возможность посмотреть на него «сверху», как на объект исследования. Подобное препарирование не просто позволяет приобрести новый читательский опыт, но и дает возможность самому создавать подобные произведения, развивает творческую фантазию и критическое мышление.