Top.Mail.Ru
top of page

Как говорить о серьезном в формате игрового путеводителя. Несколько примеров из маршрутов фестиваля

Обновлено: 9 дек. 2022 г.

Ирина Кельнер, директор по коммуникации фестиваля «Детские дни в Петербурге»


Можно ли, предлагая детям игру, развлечение во время каникул, вести разговор о сложных темах? Придут ли на такое мероприятие дети? Будут ли они готовы воспринимать сложный материал? Опыт Детских дней показывает, что такое возможно.


С первого года «ядром» фестиваля, его основной программой стала игра-путешествие «12345 — Я ИДУ ИСКАТЬ!». В ней всегда участвуют 20 музеев, они предлагают игровые маршруты по своей экспозиции. Каждый год все 20 маршрутов объединены одной общей темой, но каждый музей раскрывает ее на своем материале и использует для того, чтобы сообщить те смыслы, которые важны именно в этой экспозиции.


Игра ориентирована на индивидуальных посетителей, тех, кто приходит в музей самостоятельно и по своей воле. Надо сказать, что, несмотря на то, что в основной программе Детских дней принимают участие только 20 музеев, а в параллельной в прошлом году было более 40 площадок с самым разнообразным предложением (в этом году — 35), большинство посещений мы получаем именно благодаря маршрутам — то есть индивидуальным посетителям.


Что такое маршрутный лист? Это игровой путеводитель, который куратор фестиваля Дарья Агапова как-то метко назвала «указкой для глаз». Но, конечно, не только для глаз — для внимания, как внешнего, так и внутреннего. Я постараюсь совсем коротко обозначить методические достоинства такого формата:


  • В него легко включиться.

  • Маршрутный лист не предполагает наррации, здесь нет фигуры рассказчика, только иногда игровой персонаж-проводник, но он не сообщает больших объемов информации.

  • Благодаря иллюстрациям и игровому формату многие смыслы удается сообщить средствами невербальной коммуникации — то есть по тем каналам, которые реже используются в традиционной образовательной практике, то есть по «дефицитным» каналам — и это повышает ценность полученного таким образом опыта для ребенка.

  • Все знания и опыт ребенок получает благодаря самостоятельному исследованию. По выражению Саймона Мюррея, вице-президента National Trust of UK , таким образом музей предлагает не возможность посмотреть на что-то, а «зрение», с помощью которого можно увидеть что-то новое.

  • Задания и вопросы маршрута мы делаем такими, чтобы они вызывали желание обсудить что-то в экспозиции, провоцировали диалог между детьми и взрослыми, с которыми они приходят в музей. При этом такой диалог не предполагает менторской позиции взрослого, это разговор на равных.

  • Для музея маршрутный лист удобен тем, что посетители сами себя занимают, не требуется привлекать сотрудников к работе с ними.

За 15 лет мы предлагали для игры-путешествия по музеям самые разные темы: время, человек — мера всех вещей, ошибки... На этапе подготовки маршрутов это дает возможность сотрудникам музеев по-новому взглянуть на экспозицию, найти в ней что-то помимо тех базовых сообщений, которые были заложены в нее при создании. В некоторых случаях это позволяло авторам коснуться достаточно глубоких тем и затронуть сюжеты, которые мы традиционно относим к сложным темам истории.


Блокада


Пока в Петербурге так и не появился музей, который работал бы с этой темой так, как работают с историческими травмами, допустим, Яд ва-Шем или Музей 11 сентября в Нью-Йорке. Тем важнее, как мне кажется, искать способы говорить о блокаде, особенно с детьми. На языке психотерапии, то, что не выражено в сознании, недостаточно артикулировано и отреагировано, вытесняется в подсознание, становится телесными и эмоциональными реакциями, иррациональными желаниями — и в таком виде транслируется следующим поколениям. Сейчас мы уже имеем дело с правнуками или даже праправнуками тех, кто пережил блокаду. Но потребность в осознании этой гуманитарной катастрофы, одной из крупнейших в истории человечества, остается — именно потому, что травма памяти не была осмыслена, но превратилась в героический миф. Миф — очень жесткая форма, он не допускает дискуссий. И продолжает оставаться формой эмоционального диктата, не позволяя сделать выводы из пережитого.


Но ведь важно помнить не только героическую часть, достижения и победы. Память о поражениях, жертвах, катастрофах тоже важна, она помогает нам понимать, кто мы такие, почему мы такие, какие есть.


Сейчас появляется множество публикаций о блокаде, из недоступных ранее источников — это и дневники, и воспоминания, и документы. Запрос горожан на более внимательный и обстоятельный разговор прорастает самыми разными формами. Например, два года назад на стене дома по Конной улице, 10 появился экран, на который непрерывно выводятся все имена из Блокадной книги, - его установили жители дома за собственные средства и пожертвования.


За годы фестиваля было два маршрута по блокадным экспозициям: в Музее обороны и блокады Ленинграда и в Особняке Румянцева. Очень часто программы, посвященные блокаде, апеллируют к эмпатии, предлагают поставить себя на место ленинградцев. Маршрут в Особняке Румянцева, проходящий по военной экспозиции, также позволяет прочувствовать некоторые вещи, но делает это достаточно аккуратно: давая представления об ощущениях и переживаниях в военное время, мы ведем разговор о том, как в принципе устроено наше восприятие. Например, как меняется наше ощущение времени в темноте и тишине, или как соотносится звук метронома с ритмом сердцебиения. Говоря о 12-летнем мальчике, работающем у станка, мы только предлагаем взвесить в руке инструмент, похожий на тот, которым он пользовался. В маршруте нет риторики, подчеркивающей страдания и подвиг — нам важнее нащупать те связи, те общечеловеческие смыслы, которые помогут нынешним детям увидеть в прошлом живых людей — не эпических героев и не жертвы. Как кажется, это самый важный опыт, потому что только таким образом происходит присвоение истории, а не ее остранение. Можно в подробностях знать все события, произошедшие на Невском пятачке или хронологию установления пайков по карточкам, но не ощущать связи этих событий с собственной реальностью.

В Музее обороны и блокады автор предлагал поговорить о том, какие существуют и существовали домыслы и заблуждения относительно блокадной истории города и жизни горожан. Этот прием позволяет сосредоточиться на конкретных задачах и уже через них дать возможность осознать события того времени. И, что важно, сформировать к ним собственное отношение.

В поле зрения маршрута попадают: карточки и рынок, пожар на Бадаевских складах, предприятия, с легкой промышленности переориентированные на нужды фронта, подвиг Александра Матросова, разговор о памяти о блокаде.

Примечательно, что подход с проверкой мифов в отношении этой сложной темы приняли не все наши коллеги. В прошлом году, когда я рассказывала про маршрут по Музею обороны и блокады на семинаре Ассоциации музеев памяти о Гулаге, ко мне потом подошла сотрудница одного музея и попеняла на то, что мы позволили себе пересмотр представлений о пожаре на Бадаевских складах. Как известно, ленинградцы во время блокады и потом вспоминали этот пожар как одну из причин голода, однако, если сопоставить документально подтвержденное количество продовольствия, которое там хранилось, с ежедневными потребностями города, то окажется, что во время пожара город потерял запас муки на 2 дня, сахара — на 11 дней. И даже если ориентироваться на самые тяжелые блокадные дни, это количество не могло бы спасти всех, кто погиб от голода. Но этот сюжет о большой потере и, наверное, нужно подумать о том, почему именно он оставался таким важным для горожан, и для их потомков. Мы говорим о цифрах — и через них можно лучше представить масштаб происходившей катастрофы, и можно задаться вопросом об истинных причинах того, что случилось с городом. Но, видимо, здесь может работать и какой-то другой взгляд.


Мне кажется, история — та область знаний, в которой самое ценное — возможность расследовать, разбираться, что на самом деле происходило, как мы это можем подтвердить. Именно этот процесс дает нам возможность больше понимать о самих себе и, собственно, учиться.


Место для дискуссий


Одна из установок Детских дней — разговаривать на равных. А это значит — не обходить острые темы. Учитывая специфику игрового путеводителя - «указки для глаз», многое, конечно, остается вне текста, как бы «на полях» маршрута. Но это не повод отказываться от сложных разговоров, без которых тема приобретает другое звучание. Так, например, разговаривая о судьбах артистов в маршруте «Ошибки допускаются», Музей-квартира семьи актеров Самойловых находит способ поговорить об эмиграции танцоров балета в 1970-е. А Музей-квартира Зощенко напоминает о тех годах, когда веселый детский рассказ стал поводом для травли писателя.


Отдельно я хотела бы остановиться на маршруте 2019 года по Музею-квартире Елизаровых. Тема игры в этом году - «Вещественные доказательства», и потому музей решил вспомнить об одном обыске, который однажды произошел в этом доме. Речь идет о событиях летом 1917 года, когда полиция была намерена арестовать Владимира Ленина — но не застала его, и увела вместо него Марка Елизарова, прихватив с собой какое-то количество «вещественных доказательств». О рифмах с сегодняшним днем, которые звучат в этой истории, мы не будем сейчас говорить. Но в маршруте остается открытый вопрос, и мне кажется, это очень важный аспект в музейных программах, посвященных истории — показывать, что не всегда у науки есть готовый ответ, не всегда он в принципе возможен.

0 комментариев

Comentários


bottom of page